Наверняка бы добилась. Миссис Гибсон старалась не перечить Синтии, прекрасно понимая, что та непременно возьмет верх; Молли же обычно предпочитала подчиниться, а не доказывать свою правоту.

В этот момент вошла Синтия.

— В чем дело? — спросила она порывисто, сразу поняв, что что-то не так.

— Молли что-то такое натворила, и теперь эта дерзкая мисс Браунинг читает мне нотации о том, как мне надлежит исполнять свой долг! Будь твой несчастный отец жив, Синтия, никто не посмел бы говорить со мною в подобном тоне. «Как мачеха вы по мере сил выполняете свой долг!» Именно так и выразилась мисс Браунинг.

Любое упоминание об отце лишало Синтии всякого желания иронизировать. Она подошла ближе и спросила у Молли, в чем дело.

Молли, тоже сильно взбудораженная, ответила:

— Мисс Браунинг почему-то думает, что я собралась замуж за неподходящего человека…

— Ты, Молли? — удивилась Синтия.

— Да, у нас уже был один разговор на эту тему… Кажется, у нее какие-то подозрения на предмет мистера Престона…

Синтия рывком опустилась на стул. Молли продолжала:

— По ее словам выходит, что мама недостаточно за мной следит… Она высказалась весьма резко…

— Не резко, а попросту дерзко, — поправила миссис Гибсон, несколько утешенная тем, что Молли разделяет ее негодование.

— Да откуда она это взяла? — спросила Синтия очень спокойно, одновременно принимаясь за рукоделие.

— Понятия не имею, — отозвалась ее мать, отвечая на вопрос на свой лад. — Да, я далеко не во всем одобряю мистера Престона, но, даже если она имела в виду именно его, должна сказать, что он куда лучше воспитан, чем она; я бы предпочла чаще видеть в своем доме его, а не эту старую деву.

— Я не уверена, что она имела в виду именно мистера Престона, — продолжала Молли. — Это всего лишь догадка. Пока вы были в Лондоне, она как-то раз завела о нем разговор, — кажется, до нее дошли какие-то слухи о вас с ним, Синтия.

Синтия, укрывшись от взора матери, посмотрела на Молли — в глазах ее был запрет, а щеки гневно пылали. Молли тут же осеклась. После этого гневного взгляда ее очень удивило, что Синтия заговорила совсем тихо и почти без паузы:

— В конце концов, то, что речь шла о мистере Престоне, всего лишь твоя догадка, так что я предлагаю и вообще больше о нем не упоминать, а что касается данного ею маме совета — присматривать за тобою построже, — тут я готова, мисс Молли, быть порукой в том, что поведение твое безупречно; уж мы-то с мамой обе прекрасно знаем, что ты не склонна к опрометчивым поступкам подобного рода. А теперь предлагаю просто закрыть эту тему. Я пришла сказать, что малыш Ханны Брандт сильно обжегся, пришла его сестра и просит дать ей какие-нибудь старые простыни.

Миссис Гибсон всегда была добра к беднякам, поэтому немедленно поднялась и отправилась в кладовую за требуемым предметом.

Синтия тихо обернулась к Молли:

— Молли, я тебя очень прошу, никогда больше не упоминай о какой-либо связи между мною и мистером Престоном — ни при маме, ни при ком-либо еще. Никогда! У меня на то есть свои резоны, но о них мы тоже никогда не станем говорить.

Тут вернулась миссис Гибсон, и вновь Молли в самый последний момент упустила возможность услышать признание Синтии; однако на сей раз она так и не поняла, собиралась ли Синтия сказать что-то еще; одно было ясно: тема эта для Синтии крайне болезненна.

Впрочем, недалек был тот день, когда Молли наконец узнала всю правду.

Глава 42

Гроза разразилась

Тянулись осенние дни, с ними менялся окрестный пейзаж. Золотистые поля зрелой пшеницы, прогулки по стерне, поиски орехов в орешнике; сбор спелых плодов в яблоневых садах под радостные крики и вопли детишек; дни делались короче, закат окрасился в великолепные тюльпановые тона. Тишина оголившегося леса лишь изредка нарушалась ружейными выстрелами в отдалении да шорохом куропаточьих крыльев над полями.

После неприятного разговора с мисс Браунинг в семействе Гибсон так и сохранился легкий разлад. Синтия держала всех на некотором (душевном) расстоянии и тщательно избегала откровенных бесед с Молли. Миссис Гибсон все еще лелеяла свою обиду на мисс Браунинг за ее намек на то, что она, мол, плохо заботится о Молли, и в итоге теперь подвергала бедняжку чрезвычайно утомительному надсмотру. «Ты где была, дитя мое?» «С кем ты встречалась?» «От кого это письмо?» «Почему ты так долго отсутствовала, тебе всего-то нужно было сходить туда-то и туда-то». Можно было подумать, что Молли действительно попалась на каких-то тайных проделках. На все заданные ей вопросы она отвечала с искренностью и прямотой полной невинности, однако сами эти вопросы (хотя она понимала их подоплеку и сознавала, что они вызваны не какими-либо подозрениями в ее адрес, а просто желанием миссис Гибсон доказать всем и каждому, что она должным образом заботится о падчерице) раздражали ее до чрезвычайности. Зачастую она предпочитала остаться дома, чем докладывать в подробностях, каковы именно ее планы, тем более что порой у нее и вовсе не было никаких планов — просто хотелось побродить, как душе заблагорассудится, полюбоваться пышным увяданием года. Для Молли настали тяжелые времена — жизнерадостность ее угасла, прежние радости лишились былого смысла. Ей казалось, что молодость миновала, — это в девятнадцать-то лет! Да и Синтия сильно переменилась: и эта перемена, скорее всего, пришлась бы не по душе отсутствующему Роджеру. Мачеха казалась едва ли не доброй по сравнению с замкнувшейся Синтией; миссис Гибсон докучала Молли своим надзором, однако в остальном она, по крайней мере, оставалась прежней. Синтия же стала очень нервной, издерганной, однако отказывалась обсуждать с Молли свои тревоги. А бедняжка Молли, по природной доброте нрава, корила себя за то, что вообще замечает происшедшую в Синтии перемену, ибо себе Молли сказала: «Уж если и мне так тяжело даются все эти страхи за Роджера, эти вечные беспокойства — где он, что он, — каково же тогда ей?»

Однажды мистер Гибсон стремительно вошел в дом, излучая радость.

— Молли, — позвал он, — где Синтия?

— Ушла куда-то по делам…

— Жаль, ну да ладно. Надевай накидку и капор, да поживее. Я нынче взял коляску у старины Симпсона — вам с Синтией обеим хватило бы места, но раз так, придется тебе прогуляться назад одной. Я провезу тебя, сколько смогу, по дороге на Барфорд, а там тебе придется сойти. К Бродхерсту я тебя взять не смогу, возможно, меня